Фридрих Рапп

Нормативные детерминанты технических изменений

Современное суждение о технике столь ненадежно и противоречиво, что можно говорить почти что о кризисе технического сознания. Так было не всегда. Еще тридцать лет назад во времена восстановительного периода после второй мировой войны технический прогресс безоговорочно приветствовался в качестве средства повышения благосостояния. В развивающихся странах ввиду увеличивающейся рождаемости сегодня готовы в значительной мере игнорировать негативные последствия, вызываемые техникой, поскольку выживаемость может быть обеспечена только за счет роста применения технических средств.

Господствующая сегодня в индустриальных странах амбивалентная оценка техники была подготовлена философской аргументацией. В частности, здесь можно назвать критику инструментального разума Максом Хоркхаймером ¹. Хоркхаймер сетует на сужение понятия разума до полученных с помощью научно-технических методов эвристических средств при одновременной утрате общеобязательного и рационально обоснованного целеполагания. Написанная Жаком Эллюлем² с пессимистическим пафосом широко задуманная феноменология самодовлеющей техники, проглатывающей все человеческое и неудержимо продвигающейся вперед, была перенята — в социологическом и научно-политическом плане — дискуссией о технократии³. В неомарксистскую критику, которая затем была использована и в политических целях в студенческом бунте, входят все названные компоненты. Так, например, заслуживает упоминания вердикт, вынесенный Гербертом Маркузе одномерному потребительскому мышлению в современном индустриальном обществе⁴, причем Маркузе в современной технике видит определенное репрессивное средство и одновременно ожидает от будущей неовеществленной техники высвобождения истинного человеческого бытия ⁵.

Подготовленная таким образом интеллектуально критика, получившая поддержку при особом стечении внешних обстоятельств, привела затем к перелому настроения широких кругов общественности по отношению к технике. Одновременно дискуссия все сильнее концентрировалась на вопросах политики сегодняшнего дня. Причинами для изменившейся установки по отношению к технике послужили обозначившиеся границы экономического роста, которые убедительно продемонстрировал доклад Римского клуба , повышение цен на нефть, понимание ограниченности запасов сырья и ископаемых энергетических ресурсов, а также сознание, нацеленное против разрушения или перегрузки природной среды. Эти проблемы еще больше обострились из-за непредсказуемости воздействия новых технологий, таких, как микроэлектроника или кабельное телевидение. Разногласия в затянувшемся споре о строительстве атомных электростанций действуют как центр кристаллизации для проявления различных форм недовольства и неуверенности в сегодняшнем мире, вплоть до страха за существование вообще.

Действительно, имеются веские основания для амбивалентной оценки современной техники. Техника стала неотъемлемой составной частью нашей жизни, так что радикальный отказ от нее, ввиду охватывающих весь мир отношений зависимости, должен был бы привести к всеобщей катастрофе⁷. Техника привела к освобождению от физического труда и наряду с небывалым прежде материальным благосостоянием и комфортом сделала возможным всеохватывающее социальное обеспечение жизни (медицинское обеспечение, социальные гарантии). Тот способ, с помощью которого даже сами критики техники как раз для распространения своей критики охотно пользуются новейшими техническими средствами транспорта и коммуникации, показывает, что огульное осуждение похоже на попытку барона Мюнхгаузена вытащить себя самого за волосы из болота. Ибо подлинная дилемма состоит и в том, что желание пользоваться позитивными, приятными достижениями техники сочетается с нежеланием принимать (неизбежные) негативные ее следствия ⁸.

В противоположность осуждению, скорее риторическому, современной техники будущие возможности развития техники дают повод для подлинной тревоги. На основе предвидимой в настоящий момент тенденции здесь следует, в частности, назвать три круга проблем: 1) неприкосновенность личности находится под угрозой благодаря возможностям микроэлектроники (сбор данных о личности) и медицинской техники (манипуляция генами); 2) выживанию человечества угрожает постоянно совершенствующаяся военная техника, возрастающая перегрузка окружающей среды и истощение невозобновляемых запасов сырья и энергии и, наконец, 3) быстрые технические изменения во всем мире ставят под вопрос традиционные смысловые связи и тем самым тождество сознания. Причем отчуждение незамечаемых и принимаемых как само собой разумеющееся жизненных связей, обусловленное техникой, в развивающихся странах имеет гораздо большее значение, чем в отдельных индустриально развитых странах, имеющих собственную и давнюю техническую традицию ⁹.

Техника считается образцовым примером методичного и эффективного образа действий. Все технические мероприятия осуществляются целенаправленно и планомерно. Производительность же современной техники основывается также и на усовершенствованном за счет специализации и разделения труда использовании результатов научного исследования. Поэтому следовало бы ожидать, что все происходящее в области техники запланировано и заранее продумано, так что неоткуда взяться неожиданным и нежелательным результатам. В соответствии с этим требование контроля за техническим развитием должно было бы быть, собственно говоря, беспредметным, поскольку здесь per se (само собой) всегда имеет место контроль.

В действительности же предусмотрительность, планирование и контроль ограничиваются только непосредственным выполнением инженерно-технических функций, которое, например, в транспортной технике состоит в возможно быстром и безопасном передвижении. Вопрос о том, действительно ли более быстрое передвижение является желательным в каждом случае, столь же мало оказывается в поле зрения, как и далеко идущее воздействие технических мероприятий на (физическую) окружающую среду и на антропологическую и социальную жизненную ситуацию. Технические устройства, изготовленные в духе инструментальной рациональности, без учета их последствий выпускаются в поток социальных и культурных процессов, где они развертывают собственное активное воздействие, выходящее за пределы первоначального целеполагания, неконтролируемое и не поддающееся предвидению. Этот образ действий сам по себе является естественным и понятным, поскольку уже постановка технических задач требует полной концентрации сил, и никто не может предвидеть всех дальнейших последствий своей деятельности. И все же современная техника с ее систематическим и грандиозным преобразованием материального мира обнаруживает несостоятельность ограничения ее узким контекстом, поскольку фактическое воздействие на живой мир распространяется далеко за пределы результатов, преследуемых технической наукой.

Начиная с промышленной революции, идущие по нарастающей технические изменения, вдохновленные оптимистической верой Просвещения в прогресс и во все возрастающей мере поддерживаемые результатами естественнонаучных исследований, стали одной из основ нашей жизни. Осознанно и целеустремленно достигаемые человеком технические инновации воспринимаются в их совокупности в качестве не зависящей от воли и деятельности отдельных людей роковой силы, которой невозможно оказать сопротивление. Этот квазиестественнонаучный характер существенным образом влияет на амбивалентную установку по отношению к будущему развитию техники, поскольку обозначившиеся опасности ощущаются еще острее из-за чувства бессилия перед надвигающимися событиями. В то же время ясно, что созданная с помощью новой техники техносфера, которая повсюду в промышленно развитых странах заняла место органически появившейся биосферы, со своей стороны может быть управляема опять-таки только с помощью определенных технических мероприятий. Следовательно, определенная форма технических изменений является надежной, если приходится решать внезапно возникающие проблемы; это относится и к контролю за сбором данных о личности, и к снижению нагрузки на окружающую среду, и к освоению новых источников энергии.

Принципиальный же отказ от технических изменений привел бы к противоречию с развитием человечества. Как только применяется принцип замедленной съемки, на первый план выступает образ животного, делающего орудия. Так, Эрнст Капп сто лет назад сформулировал первое понятие философии техники, выдвинув свой тезис о технике как расширении возможностей наших органов чувств и двигательных органов. Афористически он формулирует этот тезис так: “Вся история человечества при тщательном рассмотрении сводится в конечном счете к истории изобретения все лучших орудий труда”¹⁰. Ввиду того что существуют многочисленные культурные и политические структуры, которые накладывают свой отпечаток на форму технического события, в этом утверждении, несомненно, содержится слишком сильное упрощение. Одно лишь то обстоятельство, что такая перспектива оказывается возможной, служит доказательством исторического значения техники. Правда, в прошлом на протяжении многих поколений не происходило никаких заслуживающих упоминания технических инноваций. Так что соответствующие изменения, которые ведут от каменного века через бронзовый и железный века и ремесленную технику высокоразвитых культур в конечном итоге к современной научно разработанной технике, попадают в поле зрения лишь при сужении перспективы. Особенность современной ситуации состоит, следовательно, не в том, что вообще имеют место изменения, но в том способе, каким они происходят. Для нашего времени характерны три признака: 1) постоянно ускоряющиеся изменения, начиная с промышленной революции; 2) то обстоятельство, что техника преобразила до основания все сферы жизни, и 3) распространение во всем мире современной техники, которое приводит к нивелированию исторически выросших культурных особенностей. Сколь велики здесь изменения, станет ясно, если представить себе, что наши современники на протяжении одного поколения пережили такие нововведения, как радио, автомобиль, самолет, телевидение, автоматизация, компьютерная и атомная техника.

Если рассматривать технические изменения последних двух столетий, то возникает впечатление, что ход событий был неизбежным. Технические нововведения и возрастающие потребности взаимно подстегивали друг друга, причем определенная инновация приводит к образованию новых узких мест, которые затем, в некотором кажущемся неудержимым процессе, ведут к дальнейшим инновациям. Основа технических знаний и умений постоянно расширяется за счет систематической работы по исследованию и развитию, институционально и организационно утвердившейся сегодня в промышленности и в университетах. Полученные таким образом знания находят свое воплощение в конкретных технических материальных системах. Необходимо отметить, что существует неуклонный научно-технический прогресс, исходящий всякий раз из достигнутого состояния теоретического и материализованного технического знания и поддержанный международным соревнованием — со своей стороны в существенной мере опирающимся на технику связи. Выработанные таким образом потенциальные технические инновации затем максимально быстро претворяются в практику, причем временной промежуток между техническим изобретением и его реализацией в хозяйстве сегодня все больше и больше сокращается. С этой точки зрения, следовательно, ускоренные технические изменения кажутся не зависящим от нашей воли закономерным природным процессом, в распоряжение которого мы все отданы на веки вечные.

Но технические процессы и системы существуют не сами по себе. Все, что происходит в области техники, прямо или косвенно восходит к действующим индивидам, чья деятельность определена осознанными или неосознанными намерениями и целеполаганиями. С точки зрения исследовательской практики абстрактный объективированный способ рассмотрения, который приводит к тому, что процесс технизации понимается как самостоятельно протекающее событие, представляется вполне оправданным упрощением. За счет такого обобщенного представления можно получить относительно простое и обозримое определение сложного взаимодействия разнообразных отдельных актов. Однако исходящий из практических оснований узкий взгляд дает принципиально неверную картину, если в процессе анализа остаться на этой стадии и возвести технику в ранг самостоятельно действующего субъекта. Категориальная ошибка, которая лежит в основе такого гипостазирования, имеет серьезные последствия. Ибо таким образом возникает видимость, будто речь здесь идет о событии, протекающем без участия человека и с неизбежностью закона природы, уже не допускающего никаких возможностей для вмешательства.

Отсутствие формулировок, в которых, например, говорится о том, что техническое развитие приводит к определенным результатам или что состояние техники делает необходимыми определенные мероприятия, должно поэтому всегда привязываться к действиям и намерениям фактических носителей этих действий. Недопустимой для социологического рассмотрения является промежуточная ступень, на которой институты и социальные группы рассматриваются в качестве действующих субъектов. Ведь при этом производится овеществление. Поэтому в рамках анализа с точки зрения теории действий всегда необходимо рекурсивное движение к последней инстанции, т.е. к отдельным людям как подлинным носителям действий. Определяющая сила имеющихся институтов и инерционное действие существовавших до сих пор тенденций всегда простирают свое влияние лишь настолько, насколько эти предданности воспринимаются действующими индивидами фактически как обязывающие. Ссылка на отдельных индивидов с точки зрения теории действий находится не в противоречии, а в отношении дополнения к намеченному выше целостному теоретико-системному способу рассмотрения процесса технизации. Это можно пояснить на кибернетической модели “черного ящика”: при теоретико-системном представлении учитываются лишь соответствующие входные и выходные величины, в то время как анализ с точки зрения теории действий относится к “содержимому” “черного ящика”. Апелляция к действующим индивидам делает ясным то, что при кажущейся вынужденности технических изменений в действительности речь идет о тенденциях, имеющих характер исторического хода вещей и подчиняющихся ситуативно обусловленной внутренней “логике”, но тем не менее всегда также оставляющих открытой возможность для непредусмотренного развития, отклоняющегося от того, что происходило до сих пор. Так же как и во всех других областях жизни, в технике люди действуют не слепо и беспланово. Характерный способ, каким используется данное техническое состояние или же создаются новые технические возможности, является каждый раз выражением господствующих ценностных представлений. Говорят ли об индивидуальных или об общественных потребностях, которые делают необходимым совершенно определенный образ действий,— ясности от этого здесь не прибавится. Ибо желание снять ощущение напряженности или восполнить испытываемый недостаток в его конкретном содержательном определении не предзадано как имеющее природное происхождение. Если отвлечься от элементарных биологических рефлексов, такое желание может устанавливаться всегда лишь на фоне специфической упорядоченности ценностей и предпочтений, посредством которых из множества реализуемых состояний каждый раз выделяются совершенно определенные состояния в качестве желаемых или избегаемых.

То обстоятельство, что современная техника, созданная с помощью научных методов, фактически основывается на нормативных посылках, может быть пояснено посредством исторической ретроспекции. Соответствующий перевод стрелок в ходе истории духа и культуры относится к представлению Нового времени, что физический мир составляет объект, произвольно предоставленный воле к техническому изменению, прежде всего философско-исторической идее совершенствования человеческих отношений через господство над природой. Вышеназванная компонента приводит в споре с традиционной аристотелевской натурфилософией к систематическим экспериментальным вмешательствам в спонтанно протекающие естественные процессы, которые затем описываются с помощью математических теорий и могут использоваться для человеческих целей в технической практике. Мысль о прогрессе восходит к секуляризации христианского ожидания спасения, которое находит внутреннее обоснование в оптимистической вере эпохи Просвещения в разум. При этом систематически развивающийся технический прогресс должен составить материальную основу лучшего общества. Так, начиная уже с “Новой Атлантиды” Фрэнсиса Бэкона (1624), техника появляется в качестве существенной составляющей всех утопических проектов ¹¹ .

Жизненное значение этих представлений основывается на том, что мы рассматриваем их просто как очевидные и само собой разумеющиеся. Оценки, определяющие наше отношение к технике, оказываются в поле зрения лишь косвенно и ex negativo *. Здесь ненадежность суждения о современной ситуации и видах на будущее служит как бы местом разлома, которое открывает взгляду обычно скрытые взаимосвязи. Столь часто требуется охранительный, с любовью подход в отношении к природе, который должен устранить овеществление и за счет этого положить конец беспрепятственной хищнической эксплуатации ресурсов и нарушению экологического равновесия. Аналогичное требование к пониманию истории гласит, что вместо мышления в категориях прогресса необходимо подчеркивать постоянство условий. Действия в духе подобных ценностных представлений, отличающихся от существовавших до сих пор точек зрения, должны были бы в принципе предоставлять возможность сознательно направлять современное неконтролируемое развитие техники в ином направлении.

* от негативного (лат.)

Против этой концепции возможны два возражения. Прежде всего можно было бы указать на то, что предшествующее развитие — и именно в технической области — привело к совершенно конкретным преимуществам, которые отныне действуют как нечто обязательное, существенно необходимое, так что уже не существует никакой возможности выбора. Примерами этого могут служить инвестиции в технические материальные системы или ограниченное пространство экономического и политического действия, что является темой обсуждения в дискуссии о технократии.

Однако при более пристальном рассмотрении эта точка зрения не выдерживает критики. Ибо фактически имеющиеся обстоятельства, взятые лишь сами по себе, не могут побудить ни к каким действиям. Они лишь определяют возможные альтернативы. Так, например, при нынешних обстоятельствах полный отказ от ископаемых источников энергии возможен только за счет снижения уровня жизни. Ведь прежде всего на основе целеполагания и тем самым нормативной заданности можно в рамках данных возможностей действия указать определенные действия в качестве необходимых с инструментально-прагматической точки зрения. Естественные и технические науки сообщают нам всегда только то, что мы можем делать; точнее, они указывают, каких результатов следует ожидать, если будут осуществлены определенные мероприятия. Однако они не предписывают нам, что мы должны делать. Соответствующие соображения в полной мере относятся к экономическим и политическим аспектам техники, причем прогнозы относительно ожидаемых последствий или реакций все же гораздо более ненадежны, чем для физических процессов.

Таким образом, каждый раз данное состояние науки И техники представляет собой лишь различным образом интерпретируемое “предложение”. Впечатление, что здесь совсем нет никакой возможности выбора, может возникнуть только из-за того, что определенные нормативные предпосылки и целеполагания, такие, как, например, устойчивый экономический рост, принимаются безоговорочно и поэтому рассматриваются как неизменные. Тем не менее в принципе всегда имеется свободный зазор для новой нормативной ориентации.

Второе, существенно более серьезное возражение связано с границами сознательно рассчитанного управления техническими изменениями. Ведь показ свободного зазора опровергает прежде всего лишь мысль о неизбежном процессе. Во-первых, остается открытым вопрос, до какой степени в данном конкретном случае оказываются действительно возможными планирование и руководство. Представление о систематическом управлении техническими изменениями ведет свое происхождение из сферы опыта инструментально-технической деятельности. В этой сфере, по сути дела, речь идет о реализации однозначных целей, которые после устранения всех мешающих влияний осуществляются с помощью соответствующих мероприятий. Нашему целеполагающему и управляющему вмешательству доступны лишь такие процессы, для которых мы сами можем добиться контролируемых условий. Ведь контроль за развитием техники в первую очередь является нормативной и исторической проблемой, а не вопросом естественнонаучного познания и технического образа действий. Управление техническими изменениями возможно лишь настолько, насколько ход этого исторического процесса подчиняется модели технического действия. Чтобы быть полностью контролируемой, история должна была бы быть превращена в технику. Так, на вопрос о том, при каких условиях ход истории может быть предсказан, Кант дает ответ: “Если пророк сам осуществляет и формирует провозглашаемые им условия” ¹².

Таким образом, центральная проблема состоит в наличии определенных границ возможности делать историю: с одной стороны, для развития техники требуется сознательное, целенаправленное достижение определенного хода исторических событий и, с другой стороны, очевидно, что человеческая история по своей природе не поддается такому руководству. Шеллинг сформулировал это с полной ясностью. Он утверждает, “что вообще все, происходящее в соответствии с определенным механизмом или с априорной теорией, не является объектом истории. Теория и история в корне противоположны друг другу. Человек лишь потому имеет историю, что его поступки не могут быть заранее определены какой-либо теорией” ¹³. Подлинным контрпринципом и тем самым также и возражением против управления развитием техники служат, следовательно, действующие в историческом процессе спонтанность и свобода человека.

В частности, здесь можно выделить пять пунктов.

1. Индивидуальные (или — при обобщенном способе рассмотрения — коллективные) носители решений и действий имеют в отношении будущего развития техники совершенно различные представления о целях, которые в конечном счете являются взаимоисключающими. Наиболее известными конфликтами интересов являются конфликты между промышленно развитыми и развивающимися странами, между краткосрочными и долгосрочными целевыми установками или между различными социальными группами. Ведь даже отдельный человек должен внутри собственной личности уравновешивать меняющиеся приоритеты, которые проистекают из его различных ролей (как работника, как потребителя, как участника дорожного движения, как налогоплательщика и т.д.). Возможно, при неизменных во времени целевых установках — если рассматривать их обобщенно — эти связи еще были бы обозримыми. Все же непредвидимая стихийная смена интересов и намерений делает практически невозможными надежное предсказание и тем самым эффективное управление.
2. Таким образом, из сложных и многообразно переплетенных противоположно направленных интересов и намерений вытекает результат, к которому в его конкретной форме фактически не стремится никто из носителей действия. Поскольку всякое отдельное действие наталкивается на спонтанные действия других, никто заранее не знает, что реально произойдет. Эти характерные для всех исторических процессов открытость и непредсказуемость приводят к тому, что только в очень ограниченных рамках и при “ceteris paribus” (“прочих равных”) условиях оказывается возможным предвидеть, какие дальнейшие (вторичные, третичные и т.д.) следствия вытекают из введения определенной техники. В качестве примера можно привести одно исследование, в котором перечислено 150 (!) различных последствий, вызванных изобретением радио, из которых, однако, при введении радиовещания учитывались лишь очень немногие ¹⁴.

3. Ретроспективный взгляд не предшествующее развитие науки показывает, что современники всякий раз могли составить лишь весьма ограниченное суждение об ожидаемых от фундаментальных исследований будущих научных познаниях. Можно признать, что соответствующее утверждение относится также и к нам, ибо природа новых интеллектуальных творческих подходов такова, что их невозможно предусмотреть. Планирование будущего развития техники всегда, следовательно, отягощено неуверенностью в том, что принесет будущее научному пониманию, также и практическим возможностям преобразования или может принести при соответствующем управлении.
4. Прежде всего, однако, осознанное и планомерно проведенное изменение в целевых установках имеет свои принципиальные границы. Здесь сказывается то решающее обстоятельство, что ценностные точки зрения и выведенные из них целевые установки не противостоят нам, как это происходит с техническими предметами, в качестве чуждых и предоставленных в произвольное распоряжение объектов. Скорее, они являются неотъемлемой составной частью нашей самости, от которой они могут быть отделены только в аналитической абстракции. В качестве культурного существа человек всегда обладает определенным пониманием мира и себя. Его характер как личности определяется ценностными представлениями, которые он в рамках заданного традицией воспринимает для себя как обязательные. Причем обнаруживающаяся в исторической ретроспективе смена ценностей при ведущей функции мировоззренческих течений всегда осуществляется за спиной людей в качестве непредсказуемого и скрыто протекающего процесса. Здесь наталкиваются на граничное условие: ценности в чередовании традиционных точек зрения и новых элементов могут критиковаться и при известных условиях сменяться всегда только во имя других ценностей, причем исход дела никоим образом по является установленными заранее. Никто не в состоянии предсказать, будет ли осуществляться в обращении с техникой самоограничение, “требуемое” в смысле гуманистического идеала, и будет ли применяться дистанционная этика, которая увязывает при оценке технических инноваций удаленные в пространстве и времени взаимосвязи. В частности, это означает, что мы вовсе не знаем детально тех приоритетов, которые будут установлены грядущими по колениями, хотя мы сегодня благодаря нашим решения” относительно новых технологий предопределяем эти условия жизни для тех, кто придет за нами.
5. Гипотетически мыслимый выход мог бы состоять в том, чтобы, сославшись на серьезность ситуации, не обращать внимания на все названные трудности и совершить прыжок вперед. В этом случае устанавливались бы определенные целевые установки для будущего развития техники, которые затем после устранения всех мешающих воздействий должны были бы претворяться в жизнь. Такой образ действий предполагал бы, что ориентируются на нормативно-обязательный для всех образ человека и однозначную концепцию будущего общества, которые затем должны были бы осуществляться вопреки любому сопротивлению. Последовательное осуществление этой идеи выливалось бы, следовательно,— даже тогда, когда находящимся у власти приписывают лучшие намерения,— в некую совершенную диктатуру. Однако тем самым подлинное намерение поставить технику на службу человеку, чтобы для нынешнего и последующих поколений сделать возможным в полном смысле этого слова достойное человека существование, превращается в свою абсолютную противоположность. Следовательно, мысленная модель подобного экстремального решения сама собой приводит ad absurdum (к абсурду).

При более пристальном рассмотрении обнаруживается также, что управление техническими изменениями наподобие того, как корабль в открытом море изменением курса может быть направлен в совершенно ином направлении, было бы неподходящим. Такой тотальный контроль является нежелательным и практически бесполезным; не может быть речи и о том, чтобы полностью отказаться от имеющихся технических достижений. Современная техника стала неотъемлемой составной частью нашей материальной — а косвенно также и духовной — культуры. Техническая традиция глубоко уходит своими корнями в эпохи Ренессанса, рационализма и Просвещения. Усомниться в ней в принципе означало бы не только поставить под угрозу достигнутый уровень жизни, а для многих людей даже выживание, но также и потерю личности. Поэтому в большей мере подходит другая метафора: поток технических изменений, питаемый исторически образовавшимися источниками, должен надлежащим образом канализироваться и направляться.

Так как все исторические перемены — возможно, за исключением революций — основываются на различных постепенных изменениях, здесь можно было бы, продумывая шаг за шагом продолжительный период времени, прийти к далеко идущим выводам. В данном конкретном случае это означает, что практическая реализация возможных технических инноваций происходит ускоренно или замедленно в соответствии с состоянием потребностей, причем посредством политических мероприятий (издание законов, налоговая политика) привносятся совершенно определенные приоритеты.

Напряженные взаимоотношения между теоретической конструкцией некоего совершенного управления и ограниченными возможностями, предоставляемыми реальным человеческим порядком и случайным ходом истории, допускают лишь один прагматический путь. Радикальные политические программы, такие, как программа Вольфганга Хариха ¹⁵, предлагают столь же мало осуществимый путь, как и стратегия laissez-faire (свободного предпринимательства), идея совершенного решения и пассивное принятие того, приход чего для нас кажется неизбежным, равным образом неудачны.

Однако в то же время невозможно уклониться и от коренных вопросов, ибо от нас постоянно требуются далеко идущие решения относительно будущего развития техники. Поэтому необходимо создавать общее сознание проблемы и информировать широкую общественность о тех альтернативах, которые в настоящее время поддаются учету. В рамках этого процесса просвещения дескриптивная оценка последствий использования техники (Technology Assessment) имеет свою законную и даже необходимую функцию: она может обнаруживать спектр возможностей действия и устанавливать, каких результатов следует ожидать всякий раз с некоторой долей вероятности от определенного хода событий. Ведь право на нормативную оценку последствий, связанных с техникой, не может быть отнято у граждан и передано экспертам ¹⁶. Бремя ответственности за будущее развитие нужно нести всем вместе.

Примечания и Библиография