ВЕРА И ПРАВДА

Михаил ОДИНЦОВ

Содержание

Война — это всегда мы и они. И осознание того, какие же эти мы и они, которые против нас, идет и во время войны и после. И, оказывается, как и что мы думаем о войне — не только наше дело: всегда есть стремление повлиять на наши оценки и самооценки. А то, что думают, говорят, пишут о войне за пределами Государства Российского, — и наше дело тоже. Война и объединяет и разъединяет страны, народы, политиков, граждан. События в Таллине: кто откликнулся на них солидарно с нами, кто осудил всю эту односторонность, спекулятивность, как это делалось — демонстративно и «как тать в нощи» одновременно? Был ли голос политиков, общественности из стран антигитлеровской коалиции — ведь памятник воинам этой коалиции? Нет. Но с осуждением действий эстонских властей выступили нынешний канцлер Германии Ангела Меркель и бывший канцлер Герхард Шредер. И еще политики Португалии, Дании, Швеции. Да, мир ныне не биполярен, но и не монополярен. Тут сложная конфигурация... «Я посмотрел на памятник, который перенесли, — у него лицо изменилось», — сказал Сергей Юрский, русский актер, приехавший в Таллин. И более всего его потрясла потеря чувства диалога. А ведь речь идет о народах, которые уже тысячелетия живут рядом, и исторические судьбы их давно переплелись. Конечно, может быть, мы еще и о себе не научились говорить всю правду. И только обретя это чувство в полной мере, сможем предъявить свой счет и им? Да только время не ждет... Тема мы и они, кто мы и кто они, объединяет военные материалы этого номера.
И еще — это тема пути через войну к миру. Может быть, самому трудному в войне. И после нее.

Войну ждали, к войне готовились. Еще в 1931 году Сталин в одном из своих выступлений так определил дилемму, которая с неотвратимой жестокостью встала перед СССР: «Мы отстали от передовых стран на 50—100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». К 1941 году, ровно через десять лет, СССР стал одной из трех-четырех стран в мире, способных производить любой вид промышленной продукции.
Однако война — хотя к ней и готовились — началась неожиданно, разделив советскую историю на то, что было «до войны», и то, что происходило во время нее и после.
Война потребовала мобилизации не только всех организационных, финансовых, материальных ресурсов, но и ресурсов моральных, духовных, патриотических.
Всесоюзная перепись 1937 года показала, что значительная часть населения Советского Союза относит себя к верующим. На самом деле никакого повсеместного «преодоления» религии и победы «безбожного движения», о чем докладывалось на партийных съездах, не произошло — в стране к началу войны были миллионы верующих, хотя не все имели возможность свободно и открыто исповедовать свою религию. Руководство страны понимало, что религиозные организации, духовенство различных конфессий могут стать одной из сил, мобилизующих духовные резервы народа. И пусть это специально не декларировалось, позиция государства ясно обозначилась уже в первые два военных года. Разрешались общецерковные сборы средств и внекульто-вая деятельность; не чинились препятствия массовым богослужениям и церемониям; расширялась издательская деятельность различных конфессий; признавались де-факто религиозные центры и им разрешалось устанавливать и поддерживать связи с зарубежными религиозными организациями.
Впервые после двадцатилетнего перерыва в стране начали открываться храмы и молитвенные здания — правда, без какого бы то ни было юридического оформления. К примеру, в Ярославской области в 1943 году действовала 51 православная церковь (большая часть их в предвоенное время была закрыта в административном порядке).
Прекратилась публичная антирелигиозная пропаганда и остановлена деятельность Союза воинствующих безбожников. Более того, в
газетах стали появляться публикации о патриотической деятельности Русской Православной Церкви. Первая из них — в газете «Правда», 16 августа 1941 года. Стали публиковаться подобного рода сообщения и обо всех других конфессиях. В кинохронике, которую показывали на фронте и в тылу, присутствовали кадры церковных служб, обращения священников к бойцам Красной Армии, встречи и духовенства и верующих с солдатами-освободителями, которые сопровождались выносом икон, крестные ходы.
Вслед за обращением главы Русской Православной Церкви митрополита Московского и Коломенского Сергия (Страгородского), прозвучавшим через несколько часов после сообщения о начале войны, свою патриотическую позицию выразили и другие религиозные центры.
В мае 1942 года в Уфе прошел съезд представителей мусульман страны, на котором был осужден террор немецко-фашистских войск против народов Советского Союза, в том числе и свершаемые оккупантами разрушения мечетей, аресты и расстрелы духовенства и мусульман. Съезд призвал воинов-мусульман «сражаться на поле брани за освобождение великой Родины, всего человечества и мусульманского мира от ига фашистских злодеев», а оставшихся в тылу мужчин и женщин приложить «все силы для изготовления всех необходимых предметов для успешного ведения Отечественной войны и обеспечения жизни населения».
Председатель Центрального Духовного управления мусульман муфтий Абдурахман Расулев, призывая выполнять заветы великого пророка Мухаммеда, напомнил своей пастве, что любовь к Родине и ее защита — религиозный долг мусульманина; что помощь вооружением воину, идущему на фронт, равносильна участию в сражении, а мирный труд мужчин и женщин, занявших рабочие места ушедших на фронт воинов, равносилен участию в бою.
За изменениями в церковной политике Советского государства с тревогой следили разведслужбы и военные эксперты Третьего рейха. В Бюллетене штаба полиции безопасности и СД, в сводке о положении в Москве в конце 1941 — начале 1942 года (от 8 мая 1942 г.), отмечалось: «...В последние месяцы советское правительство все больше ограничивало мероприятия, враждебные Церкви. Недавно даже было объявлено о свободе Церкви.

Все сохранившиеся храмы были открыты, их посещает много народа. Регулярно проводятся богослужения, в которых звучат молитвы о свободе Русской земли». В материалах германского Верховного командования сухопутных войск за ноябрь 1942 года сказано: «Хорошо осознавая большое значение для русской массы церковного руководства в Москве, красная сторона теперь уже оказывает ему полное покровительство и использует для большевистских целей. Германское же руководство, напротив, очень сдержанно допускает существование Русской Церкви на занятых территориях».
Немецкое командование, как известно, пыталось опереться на религиозные организации и верующих в своей оккупационной политике.
В связи с этим, в частности, в марте 1942 года нарком внутренних дел Л.П.Берия докладывал в специальной записке И.В.Сталину:
«Из официальных и агентурных источников известно, что немцы пытаются использовать Православную Церковь и духовенство в своих захватнических целях. Оказывая через Церковь влияние на население временно оккупированных территорий, немцы распространяют клеветнические измышления о положении Православной Церкви в СССР, как, например, 9 февраля сего года германское радио сообщило о расправах и убийствах духовенства и верующих, якобы произведенных Красной Армией после освобождения города Можайска от фашистско-немецких войск. В связи с этим НКВД СССР считает целесообразным подготовить в ближайшее время и издать силами работников Московской Патриархии книгу-альбом с материалами, изобличающими немцев в варварском отношении к Православной Церкви и духовенству. Книгу-альбом предназначить для распространения в церковных кругах за границей, на территории, временно оккупированной немцами, а также и среди верующих в СССР».
Сталин дал согласие, и в кратчайшие сроки книга была выпущена большим тиражом на нескольких иностранных языках. Она распространялась в европейских странах и в США и сыграла существенную роль в формировании отношения народов этих стран к Советскому Союзу. В канун первой годовщины нападения фашистской Германии на СССР, 20—21 июня 1942 года, 15 тысяч религиозных общин США совершили моления за русских христиан, ведущих справедливую борьбу с агрессором, и призвали к солидарности с ширящимся в Америке движением в поддержку народов Советского Союза. По данным Института Гэллапа, в Англии летом 1942 года 62 процента опрошенных называли Россию более популярной, чем США, а в 1943 году «Святая Русь» стала в стране темой года. Победы Красной Армии, сочувствие к сражающемуся народу изменили в глазах многих и образ Советского государства в целом.
В июне 1943 года постановление Государственного Комитета Обороны «Об утверждении мероприятий по улучшению зарубежной работы разведывательных органов СССР» впервые отнесло к категории интересов советской внешней разведки религиозные организации за рубежом. Связь с ними становилась частью внешнеполитической работы.
Летом 1943 года Правительство СССР предприняло официальные действия в развитии государственно-церковных отношений.
Среди тех, с кем Сталин обсуждал взаимоотношения государства и Церкви, были В.М.Молотов, Г.М.Маленков, Л.П.Берия, В.Н.Меркулов. Среди других вопросов было решено создать специальный государственный орган, который и будет проводником новой политики в отношении религии.
Тогда же родилась идея встречи Сталина с иерархами Русской Православной Церкви.
На пост вновь создаваемого государственного органа по связям с Церковью был предложен полковник госбезопасности Г.Г.Карпов, чья работа в органах имела непосредственное отношение к деятельности российских религиозных организаций.
4 сентября 1943 года на своей «ближней даче» в Кунцеве И.В.Сталин провел короткое совещание с Г.М.Маленковым и Л.П.Берией. Сюда же был вызван и кандидат на пост руководителя нового ведомства. О событиях этого судьбоносного дня и лично для него, и для всей системы государственно-церковных отношений Карпов оставил подробную записку. В ней он, в частности, сообщает:
«...Мне было задано три вопроса личного порядка:
а) русский ли я,
б) с какого года в партии,
в) какое образование имею и почему знаком с церковными вопросами.
После этого т. Сталин сказал: «Нужно создать специальный орган, который бы осуществлял связь с руководством Церкви. Какие у вас есть предложения?»
Когда я сказал, что затрудняюсь ответить на этот вопрос, т. Сталин, несколько подумав, сказал:
«1) надо организовать при Правительстве Союза, т.е. при Совнаркоме, Совет, который назовем Советом по делам Русской Православной Церкви,
2) на Совет будет возложено осуществление связей между Правительством Союза и патриархом,
3) Совет самостоятельных решений не принимает, докладывает и получает указания от Правительства».
После этого т. Сталин обменялся мнениями с тов.Маленковым, Берией по вопросу — следует ли принимать ему митрополитов Сергия, Алексия, Николая, а также спросил меня, как я смотрю на то, что Правительство примет их.
Все трое сказали, что они считают это положительным фактом.
После этого тут же, на даче т.Сталина, я получил указание позвонить митрополиту Сергию и от имени Правительства передать следующее: «Говорит с вами представитель Совнаркома Союза. Правительство имеет желание принять вас, а также митрополитов Алексия и Николая, выслушать ваши нужды и разрешить имеющиеся у вас вопросы»(1).
8 сентября Архиерейский собор избрал митрополита Сергия Патриархом Московским и всея Руси.
Лондонская «Таймс» так откликнулась на это событие в передовице от 17 сентября 1943 года:
«Главное значение возрождения Патриархии и Синода надо усматривать в национальной жизни внутри России. За последние 7—8 лет советские вожди критически пересмотрели идеи, которые были приняты в качестве догмы во время революции 1917 г., подкрепив и укрепив одни из них, изменив и отказавшись от других. Идея патриотизма и преданности Родине освобождена от того пренебрежения, с каким к ней относились в первые годы большевизма, теперь она глубоко почитается. Восстановлена поруганная и осмеянная в свое время святость семьи и семейных уз... Частью этого общего процесса является новое признание религии как идеи, с которой должен считаться новый политический порядок, и при котором обоюдная лояльность вполне совместима. Избрание патриарха... можно понимать как признание русскими свободы вероисповедания».
В швейцарской газете «Журналь де Женев» 13 сентября 1943 года была опубликована статья «Сталин и Русская Церковь». В ней констатировалось:
«Отныне все православные сербы, болгары, румыны, часть поляков, греков и народов стран Прибалтики обращают свои взоры к митрополиту Сергию. В результате этого крупного маневра, восстанавливающего старый союз Православной Церкви с царской политикой, Сталин, может быть, сорвал все попытки создать тот самый «санитарный кордон», который неотступно раздражает его. Таким образом, он подготавливает себе важный выход на юг и дает новое содержание традиционным намерениям России. Чувствуя, что военное счастье укрепляет его внутреннюю позицию, благоприятствует внешнеполитическим планам, советский режим может теперь позволить себе роскошь и допустить свободу вероисповедания».
Приведем в качестве человеческого свидетельства фрагмент переписки русских эмигрантов.
Писатель Н.Я.Рощин в октябре 1944 года — митрополиту Евлогию (Георгиевскому), окормлявшему русские православные приходы в Европе:
«Эмиграция просмотрела ослепительное чудо России. Эмиграция жила непреложной уверенностью, что первая винтовка, данная в руки русского человека, вызовет в стране желанную ей революцию. Эмиграция не хотела знать, что русский народ, пережив жесточайшие потрясения, нащупал, выбрал дорогу и пошел по ней твердо и уверенно. Эмиграция не видела, что отсталая, невежественная и бедная страна наша в горниле испытаний родила нового человека — сильного, смелого, гордого, готового на самоотвержение ради счастья ближних и в то же время преисполненного чувства собственного — личного и национального — достоинства. Эмиграция не заметила, как из «колосса на глиняных ногах» страна наша в поразительно короткий срок стала сильной, богатой, передовой, подлинно могущественной державой, перед которой склоняются народы».
§§овая церковная политика Советского государства, обозначенная на встрече Сталина с иерархами Русской Церкви, при воплощении в жизнь сталкивалась с трудностями, которые породила политика прежних десятилетий. Церкви приходилось очень многое восстанавливать, а партийные и советские органы должны были по-иному выстраивать свое отношение к церковным нуждам.
Одной из «больных» проблем для Церкви тех лет была нехватка
священнослужителей. Вот как рассказывает в своей записке Карпов о постановке этого вопроса на встрече иерархов со Сталиным:
«...Митрополит Сергий поднял, а митрополит Алексий развил вопрос о подготовке кадров духовенства, причем оба просили т.Сталина, чтобы им было разрешено организовать богословские курсы при некоторых епархиях.
Тов. Сталин, согласившись с этим, в то же время спросил, почему они ставят вопрос о богословских курсах, тогда как Правительство может разрешить организацию духовной академии и открытие духовных семинарий во всех епархиях, где это нужно.
Митрополит Сергий, а затем и митрополит Алексий сказали, что для открытия духовной академии у них еще очень мало сил и нужна соответствующая подготовка, а в отношении семинарий — принимать в них лиц моложе 18 лет они считают неподходящим по времени и прошлому опыту, зная, что пока у человека не сложилось определенное мировоззрение, готовить их в качестве пастырей весьма опасно, т.к. получается большой отсев, и, может быть, в последующем, когда Церковь будет иметь соответствующий опыт работы с богословскими курсами, встанет этот вопрос, но и то организационная и программная сторона семинарий и академий должна быть резко видоизменена.
Тов. Сталин сказал: «Ну, как хотите, это дело ваше, а если хотите богословские курсы, — начинайте с них, но Правительство не будет иметь возражений и против открытия семинарий и академий».
Карпов как председатель Совета по делам Русской Православной Церкви содействовал скорейшему открытию духовных школ — преодолевая при этом сопротивление даже работников своего же аппарата. На заседании Совета он разъяснял: «Отказать в этом вопросе — значит подчеркнуть обратное, а не декларируемую свободу совести. Церковь нуждается в кадрах. Подготовка новых священнослужителей даст возможность иметь молодой состав, который родился и обжился в условиях советской современной обстановки. Они не вкусили ту психологию, мораль, политику, которая была в период монархизма».
В июне 1944 года торжественно открылись Богословский институт и Богословско-пастырские курсы в Москве, в стенах Новодевичьего монастыря. Патриарший местоблюститель митрополит Алексий2 опре-

делил принципиальную программу духовных школ в новых условиях:
«Прежняя духовная школа была школой серьезной, глубокой, строгой, а в иных случаях и суровой школой. Добрая ей память, честь и слава. Из нее вышел целый сонм святителей, пастырей, ученых богословов: скромных, но трудолюбивых работников на всех поприщах церковной, государственной и общественной деятельности...
Слабой стороной прежней духовной школы было то, что она имела двойственную задачу. Это была школа сословная, она имела задачей дать возможность духовенству, сословию, в общем, бедному, на льготных началах давать воспитание и образование своим детям; другой задачей было создавать кадры будущих священнослужителей...
И получалось, что наши духовные школы носили полусветский характер, который отражался на всем строе — и учебном, и воспитательном...
Теперь же не так должно быть и не так будет. Сословий у нас нет, нет и духовного сословия... и потому те, кто поступает в наши духовно-учебные школы, поступят в них не подневольно, а следуя влечению своему послужить Святой Церкви в священном сане. Весь строй этих школ должен быть строго церковным, без всякого уклонения в сторону мирского, светского уклада, и все питомцы нашей школы должны будут ему подчиняться».
Среди первых учащихся богословских школ был Константин Нечаев, в иночестве Питирим, впоследствии митрополит Волоколамский и Юрьевский. Он вспоминал о тех днях:
«Студенты пришли отовсюду. Среди них были и молодые, и совсем пожилые люди. Одни из них имели законченное гуманитарное образование, другие прошли курс Духовной семинарии в далеком прошлом, но были и такие, кто вообще не имел никакой подготовки, кто по зову сердца пришел с сельскохозяйственных работ, от станков тыловой промышленности или с передовых позиций Великой Отечественной войны, с нашивками ранений, боевыми наградами. Были в числе студентов и специалисты с большим жизненным опытом, работавшие прежде в конструкторских бюро, и люди, много лет служившие на приходах псаломщиками. Были люди с широкой богословской эрудицией, путем самообразования глубоко изучившие святоотеческую письменность, и люди, едва умевшие читать по-славянски». (Окончание следует)
_______________________________________________
1 Об этой исторической встрече мы подробно писали в журнале.
2 Патриарх Сергий преставился 15 мая 1944 г.